Люди постоянно стараются освободиться от страдания, но они противодействуют уже актуализированной ДУКХЕ.

16. Еще не наступившее страдание есть то, что должно быть устранено.

Будущее страдание, которое еще не наступило, причиняет беспокойство лишь человеку, обладающему йогическим видением. Обычные люди не способны видеть сансару. Только йогический способ видения жизни, как сансары, помогает избавиться от ДУКХИ. Обычные люди борются с уже актуализированной дукхой. Но такой подход обречен на неудачу. Лишь еще не наступившее страдание может быть устранено, ибо может быть устранена причина, вызывающая дукху.

Изложенное в этих сутрах весьма близко к четырем благородным истинам буддизма. Восприятие сансарного бытия как страдания. Причина страдания. Возможность избавления от страдания, как от болезни. И метод, способ, нечто вроде лекарства, избавляющего от дукхи, как от болезни. Буддизм, по моему личному мнению, совпадает с классической йогой почти во всем. Будда обходил вопросы метафизики молчанием, ибо подразумевал, что язык неспособен объяснить то, что превосходит логический план. Некоторые ученики неверно интерпретировали «молчание Будды». Таких последователей Вьяса называет «отрицателями». Приверженцы теории несуществования души, бога или любой другой реальности, кроме материи, противоречат самим себе. Если некому освободиться, то зачем медитировать и жить этической жизнью? Эту парадоксальную ситуацию удачно определил Ф. И.  Шербацкой, назвав такие буддийские секты «зашедшими в тупик противоречий морального учения без субъекта морали и учения о спасении без субъекта спасения». Кстати, этот авторитетный исследователь буддизма рассматривал его как один из вариантов йоги.

Будда уклонялся от философских вопросов и настаивал на практической стороне своего учения о страдании и о способе освобождения от него.

Комментарий Вьясы к пятнадцатой сутре почти повторяет «четыре благородные истины буддизма»:

«Подобно тому, как наука о лечении имеет четыре раздела: болезнь, причина болезни, исцеление и лекарство, так и йога говорит о круговороте бытия, причине круговорота бытия, освобождении и о средстве освобождения. Из них круговорот бытия как многообразие страдания есть то, от чего следует избавиться. Причина, от которой следует избавиться, — соединение прадханы (пракрити) и пуруши. Избавление — абсолютное прекращение этого соединения. Средство избавления — истинное знание».

Йога говорит, что соединение или перенос качеств пуруши на пракрити и есть причина страдания. Это подобно тому, когда мы боимся, включившись в фильм ужасов, или испытываем боль при драме. Дети поэтому и не могут смотреть фильмы ужасов или трагедии, что слишком включаются в них, отождествляют себя с героем. По учению йоги, человечество еще не выросло из детства. Этот космический спектакль создан для развлечения пуруш. То, что жизнь не воспринимается развлечением, следствие той включенности, с какой эти пуруши переживают спектакль вселенной. Они отождествляют себя с главным героем, псевдоличностью, ложной «Я»-концепцией. Как только человеческая душа вырастет из детства, как только пуруша сможет отграничить себя от героя, психическую жизнь которого он лишь зрит, то мироздание опять превратится в спектакль, в развлечение. И тогда никакой роли не будет играть жанр — трагедия доставит столько же удовольствия, как и приключение. Ведь спектакль или фильм одинаково интересны, несмотря на то, беден герой или богат, счастлив или несчастен…

17. Перенос качеств видящего на видимое есть причина страдания, которую нужно устранить.

Здесь начинается психология санкхья. Мы поговорим о ней отдельно, здесь же определим некоторые понятия, без которых невозможно двигаться дальше. Видящий — это пуруша, обладающий рефлексивным знанием буддхи, интеллекта. Виджнана Бхикшу отмечает, что пуруша — «свидетель» состояний буддхи без чего-либо промежуточного между ними, а через посредство буддхи, он «зритель» всего остального.

Видимое — все свойства, взращенные в озаряющей сущности буддхи (буддхи саттва). Это видимое, в силу своей близости, как магнит притягивает господина, пурушу. Пуруша отражается в саттвической сущности психики, кажется иным, как луна, отразившись в волнующей воде, кажется подвижной.

Вачаспати мишра, комментируя данное место, подчеркивает, что эта связь (самйога) пуруши и пракрити не является закономерной (насвабхавиках — не в их природе), а является случайной. Это очень важный момент. Если бы связь была закономерной, была бы в природе пуруши и пракрити, то после освобождения пуруша вновь и вновь подпадал бы под чары пракрити. Утверждение, что связь является случайной, можно понимать так — пуруша НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ЗАБЫТЬСЯ И ОТОЖДЕСТВИТЬ СЕБЯ С ПРАКРИТИ, ЭТО СЛУЧИЛОСЬ СЛУЧАЙНО, КАК ИСКЛЮЧЕНИЕ. Если исправить это положение, пракрити вернется к состоянию служения своему господину, пуруше.

Различить пурушу и пракрити можно йогической медитацией высшего уровня. Это называется вивекой. Если их разграничить, страдание будет уничтожено.

Вьяса приводит следующий пример:

«Так свойство быть уколотой принадлежит стопе, способность уколоть — колючке, избавление от укола — в том, чтобы не наступать ногой на колючку или наступать на нее ногой, защищенной обувью. Кто в обыденной жизни знает эту тройную связь, не страдает от уколов…

Именно саттва испытывает боль от страдания, причиняемого раджасом… Но когда саттва испытывает боль, то Пуруша, соотносящийся с ее формой существования, также предстает как бы испытывающим эту отраженную боль».

Это самый трудный момент санкхьи. С одной стороны, эта даршана утверждает, что Пуруша не может ощущать страдания. Но, в то же время, освобождение Пуруша от страдания — единственная задача, как санкхьи, так и йоги. Поэтому так важно понять, что по сути страдает саттвический модус психики, тончайшая формация пракрити, в которую Пуруша лишь отражается и с болью которой он лишь отождествляет себя. Как только Пуруша достигнет разграничения — вивеки, он сможет спокойно наблюдать модификации Пракрити, сколь болезненными они не будут казаться. Это подобно тому, как мы смотрим фильм, в котором главный герой испытывает неимоверные душевные и физические муки. Раньше, в детстве, подобный фильм вызвал бы бурную реакцию, вплоть до истерики, ведь тогда мы еще не могли разграничивать себя от героя и полностью включались в фильм. Теперь мы можем контролировать нашу «включенность» в фильм.